Но сначала несколько слов о семье в которой вырос Пётр Кончаловский. Его отец, которого также звали Пётр Петрович,  был типичным представителем революционной интеллигенции шестидесятых годов прошлого столетия.

Он был женат на дочери харьковского помещика польско-украинского происхождения Виктории Тимофеевне Лойко, разделявшей оппозиционные настроения мужа.

Идеалист с высокогуманными взглядами, Петр Петрович вступил во владение крестьянами. "Эксплуататора" из него не получилось, и очень скоро хозяйство Лойко пришло в полный упадок. В семье помимо Петра было ещё пятеро детей и жили они все в крайней нужде и скитаниях, но тем не менее, очень дружно и сплочённо. Из книги Натальи Кончаловской "Дар бесценный" :

Посмотреть полностью: http://www.spletnik.ru/blogs/pro_zvezd/ … chalovskie

Петр Кончаловский родился в 1876 г. в Славянске. Отец будущего художника принимал участие в революционном движении, в 70-х гг. XIX в. был арестован и сослан в Холмогоры Архангельской губернии. Семье пришлось переехать к родителям жены, поэтому раннее детство Петра прошло в селе Сватовке Старобельского уезда Харьковской губернии.
...В 1897 г. он отправился в Париж, где провел два зимних сезона в частной художественной Академии Жюльена. Любопытно, что вместе с ним там учились Евгений Лансере (брат Зинаиды Серебряковой) и Анна Остроумова-Лебедева. Занятия укрепили желание Кончаловского стать живописцем, после возвращения он поступает в петербургскую Академию художеств, которую заканчивает в 1907 г. Большинство ученических работ Кончаловского не сохранились, он был ими недоволен и позже часть из них сжег.
http://biografiivsem.ru/konchalovskiy-petr-petrovich

У поэта-лауреата и орденоносца, автора Государствен­ного гимна СССР оба брата оказались репрессированны­ми. Оба были на войне, оба понюхали смершевских зас­тенков. К счастью, потом, еще до конца войны, были ос­вобождены и реабилитированы за отсутствием состава преступления, получили ордена. Младший, Миша, был пограничником, попал в плен, узнал, что такое концлаге­ря, был и под расстрелом, бежал. Где только в эти годы не был, где его не носило! Наконец, перешел линию фронта, и тут же его посадили за измену Родине. Сейчас он жив, написал биографическую повесть «В лабиринтах смертельного риска» - обо всем, что пришлось испытать.
Когда его выпустили, он приехал к нам наголо остриженный. Меня услали спать. Среди ночи я пошел писать, смотрю — под абажуром сидят папа, мама, разговаривают с дядей Мишей. Слушают о том, чего он хлебнул...

Дед жил как русский мелкопоместный дворянин конца XIX века: разводил свиней,
окапывал сирень и яблоки, брал мед. У нас была лошадь, Звездочка, я умел ее
2запрягать. Была телега. Были две коровы, бараны.
Уклад жизни был суровый, но добротный, основательный.
В людской топилась печь, хозяйничала Маша, наша няня.
На Петров день приходили крестьяне, приносили деду в подарок гуся.
В ответ выставлялась водка, начи­нались разговоры про старую,
дореволюционную жизнь, когда имением владел Трояновский.
С мужика­ми обычно приходил и председатель колхоза,
он тоже был из местных.

А владельцем усадьбы Бугры Петр Кончаловский стал волей случая. После смерти Ивана Трояновского в 1927 году дом унаследовала его дочь Анна. У нее не было никаких сил содержать собственность, и она нуждалась в деньгах, потому что мечтала купить домик в Крыму. В то же время ей не хотелось, чтобы ее знаменитая усадьба ушла в чьи-­то незнакомые руки. Она предложила свое имение давнему знакомцу Петру Кончаловскому.
Тот не очень хотел покупать дом. Одно дело — приезжать сюда в гости, совсем другое — взвалить на себя такую обу­зу. Однако Петр Петрович взвалил, и, похоже, ничуть не пожалел. Его жена, Ольга Васильевна (дочь Василия Сурикова) вспоминала: «С 1932 года мы купили без особого желания Бугры. Так как­-то вышло нечаянно, и правда, с тех пор меньше путешествуем: но зато русская природа средней полосы завладела Петром Петровичем».
Кончаловский купил не все имение, Трояновская оставила за собой флигель. Туда, во флигель, в гости к Анне Ивановне приезжал Святослав Рихтер (об этом было написано в части 3), там же потом несколько лет жил поэт Сергей Городецкий.

Я  приехал  в Москву в 1937 году и пришел с вокзала прямо на Самотеку; по всей Садовой все шел и шел,
меня никто не встретил, но я знал, где что находится, потому что у меня была карта. Пришел к Лобчинским.
Я поселился у них в типичной московской коммунальной квартире, где на кухне все друг с другом разговаривали,
как одна семья, а на самом деле вовсе нет, - все разные, но несмотря ни на что - в общем, друзья.
И страшнейшая собака у них была, которая наводила на всех ужас, по имени Анчар.
Когда я пришел, она ко мне хорошо отнеслась.
Анчар лаял со второго этажа, и хотя опасности не было, люди пугались.
Лобчинские: Алеша, Люля и Вера Александровна. Я жил у них один год, как раз когда меня
выгнали из Московской консерватории.
В консерваторию я поступал с Четвертой балладой, к Нейгаузу; еще Первый этюд Шопена и
Прелюдия и Фуга Баха. Из «предметов» больше ничего не сдавал.
Почему я поехал? От военной службы. А то бы не поехал.
Еще причина: Генрих Густавович был похож на папу.

Я, скорее, пошел в литовцев, прабабку-француженку - в Кончаловскую материнскую ветвь и в немцев (бабка отца была обрусевшая немка).
В своих генах я действительно чувствую что-то от нем­цев. Испытываю почти физиологическую потребность в развязывании узлов. Если вдруг вижу узел или перекручен­ный телефонный шнур, готов потратить уйму времени -лучше опоздаю, но не уйду, не развязав, не раскрутив их. Наверное, это болезнь. Нормальный человек на подобные пустяки не обращает внимания.

Кончаловский  запечатлел еще одного нашего земляка и своего
родственника — Дмитрия Ивановича Иловайского, сделав портрет
карандашом. Иловайский, чья семья владела угольными копями в Донбассе, был
близким приятелем и однокашником  Кончаловского  по гимназии.
Он родной брат Зинаиды Ивановны Иловайской, жены Дмитрия Петровича 
Кончаловского  (историка, брата художника).

Мама потом рассказывала, что  Эйзенштейн  в Алма-Ате показывал
ей свои хулиганские  рисунки  – эротическая галерея мужских членов,
каждый – характер. Член грустный, член наглый, член-меланхолик,
член-флегматик – нарисовано гениально! Ей было неловко, но и любопытно.