Премьер Путин впервые признал генеральную неудачу своего экономического курса.

Вместо извинений гражданам предложено настроиться на пять тощих лет.

Повод, чтобы сообщить публике о радикальном изменении своих взглядов, был абсолютно пустяковый: сначала инструктаж начальников думских фракций, а днем позже его логическое продолжение – инструктаж министров и банкиров относительно бюджетной политики.

Ни там, ни там окончательных решений не принималось, да их и не ждали. Зато из высказываний премьера можно сложить новую его управленческую философию, а это, конечно, поважнее любых казенных решений. Кстати, новая философия вовсе не значит новые идеи. Новых идей как раз и нет. Но их отсутствие – эта главная особенность той модели существования при депрессии, которую выбрал Путин. Для себя и для нас. И выбрал всерьез и надолго. Если, конечно, не передумает или если жизнь не поправит.

Цифровую базу для этой модели, конечно, подготовили специально обученные люди. Как раз в эти дни Минэкономразвития изготовило очередную версию прогноза на предстоящие годы. Не надо объяснять, что прогнозы у нас – это вовсе не попытки предвидеть, что на самом деле будет завтра или там послезавтра, а наоборот, попытки угадать, какие цифры именно сегодня высшее начальство прочтет, не приходя в ярость.

Так вот. Сегодня Путин, не приходя в ярость, вычитывает из МЭРовских выкладок, что ВВП-2009 составит 91,5% от ВВП-2008. Что ВВП-2010 поднимется аж до 91,6% от той же базы. А ВВП-2011 – до 93,0%. А ВВП-2012 – до 96,0%.

То есть на восстановление разрушений, принесенных кризисом, понадобится, по этим расчетам, минимум пять лет, и уровень жирного 2008-го будет достигнут самое раннее в 2013-м, и то, если к этому времени начнется более или менее уверенный хозяйственный рост. По меркам нашей жизни – через целую эпоху, которую надо как-то прожить.

И Путин, похоже, решил для себя, как именно. Этих цифр он вслух не называет, но рассуждает, явно держа их в голове: «2010–2012 годы станут переходным периодом от острой фазы кризиса к новому этапу развития… отечественной экономики… Здесь можно провести аналогию с началом двухтысячных годов, когда экономика нащупывала новые пути после кризиса конца девяностых…» Это он думцам. То есть начнем все сначала, поскольку «новые пути», нащупанные начальством в жирные годы, довели до нынешней депрессии.

Безусловно, Владимир Путин – не первый, кому эта мысль пришла в голову, но, согласитесь, в его устах она звучит как-то особенно веско.

Это соображение дополняется даже элементами конкретного анализа былых деяний, не признаваемых напрямую ошибками, но уже и не выдаваемых за достижения. Вот, например, о политике госрасходов: «В среднем мы увеличивали расходы на 1,5 триллиона в год. В 2005 году они составляли 3,5 трлн рублей… в 2009 году – 9,7 трлн рублей… Нужно было развивать социальную сферу…, нужно было создавать новые программы – что мы и делали – по развитию экономики. Мы создавали с вами стимулы в инновационной деятельности…»

Если бы эти развивающие программы совокупно с инновационными стимулами имели какой-то реальный смысл, кроме распила денег, то сейчас, в трудные времена, они пришлись бы очень кстати: созданные с их помощью ультрасовременные фирмы наполняли бы своими налогами похудевший бюджет.

Но Путин слишком знает жизнь, чтобы верить в такую ерунду. Он прекрасно понимает, что прокормление нано- и ростехнологов будет по-прежнему висеть на казне. То есть, с одной стороны, «все, что не является приоритетом № 1, все, что вызывает подозрения… – все это нужно вычистить из бюджета…», а с другой – «несомненно, в число наших приоритетов должны войти вопросы инноваций и высоких технологий. То есть те программы, которые призваны обеспечить технологический прорыв…» И это своего рода правда. Эти программы вызывают не подозрение. Они вызывают уверенность.

Особенность переживаемого нами момента в том, что возвращение страны к архаике идет уверенно и быстро, а на язык общепонятных лозунгов это попятное движение еще никто не перевел.

Рассуждения о «традиционных ценностях», «скрепах» и обо всех прочих частностях – милые пустячки по сравнению с фундаментальным тезисом, который никто почему-то не спешит торжественно провозгласить с властных вершин, –

что сама идея прогресса ошибочна и порочна и что держава от нее отрекается раз и навсегда.

Только желанием нашей интеллигенции услышать это наконец хоть от кого-нибудь из вышестоящих объясняется тот непомерный шум, который вызвали похвалы крепостному праву, прозвучавшие на днях из уст Валерия Зорькина.

На самом-то деле очередная статья главного стража нашей Конституции по стандартам его публицистики вполне себе умеренна. Он даже не против «форсированной модернизации», особенно в большевистском ее понимании.

Что же до крестьянской реформы Александра Освободителя, то взыскательный судья хоть и аттестует ее как наиболее провальную, но осуждает не столько конкретный факт освобождения крепостных, сколько вообще любые попытки «одним прыжком преодолеть разрыв между законом и массовыми представлениями о благе и справедливости… чреватые в итоге социальным хаосом, который, как правило, приходится гасить контрреформами и репрессиями…»
Готовы ли богатые и бедные россияне к налогам на патриотизм?
Отдай с миллиона

Вопрос о цене нового российского патриотизма из абстрактно-политической плоскости перешел в конкретно-финансовую: рубль падет, цены растут, а тут еще... →

Иными словами, старейшина нашего истеблишмента даже и сегодня все-таки удерживается на стороне прогресса, пусть и приспособленного к потребностям народа, как он их понимает, и поэтому уравновешенного репрессиями и контрреформами.

Но действительность не так оптимистична, как председатель КС.

Принцип общественной модернизации, который, видоизменяясь, оставался если и не руководством к действию, так хотя бы лозунгом всех российских постсоветских режимов, на глазах теряет всякий смысл.

Ведь модернизацией обычно называют экономический рост, опирающийся на рыночные силы, равенство возможностей, укрепление прав и свобод, рост знаний и умений, открытость миру и все прочее, что увязывают с представлениями о прогрессе и уходе от архаики и косности.

Что из всего этого у нас сейчас есть? Вошедшее в моду слово «демодернизация» куда лучше подходит к сегодняшней российской жизни.

Начнем с прогресса в экономике. Точнее, с его отсутствия. Считается, что хозяйственная стагнация началась лишь пару лет назад. Но в действительности она длится уже шесть лет. Объем российского ВВП во втором квартале 2014-го (с исключением сезонных и календарных факторов) всего на 5% выше, чем был во втором (и последнем докризисном) квартале 2008-го. Это не рост. Тем более на фоне успехов, достигнутых в эти же годы мировым хозяйством и особенно экономиками стран ускоренного развития.

Сколько-то времени это можно было игнорировать, жаловаться на кризис 2009-го, заранее кричать о будущих подвигах, но чем дольше тянутся застойные годы, тем чаще пропаганда развивает мысль, что хозяйственный подъем – фетиш и держава может быть страшна врагам и без него.