Анна Ахматова поселилась здесь – на Фонтанке, 34, – в 1924 году. К тому времени часть дома была отдана под квартиры, другую часть занимал Музей крепостного дворянского быта. Потом в нем функционировали разные учреждения – Дом занимательной науки, Управление Севморпути, Арктический и Антарктический институт. Около тридцати лет – исключая лишь неполных два года войны – прожила в этом доме Ахматова.*( В начале 1920-х часть квартиры в южном флигеле, на третьем этаже, была предоставлена комиссару Русского музея и Эрмитажа Николаю Николаевичу Пунину, который в это время стал самым близким для Ахматовой человеком. 19 октября 1922 года она впервые поднялась к нему домой по старой лестнице, выложенной лещадной плитой XIX века.)*

Расставаясь с ним, она писала:
Особенных претензий не имею
Я к этому сиятельному дому,
Но так случилось, что почти всю жизнь
Я прожила под знаменитой кровлей
Фонтанного дворца... Я нищей
В него вошла и нищей выхожу...

Она жила на Фонтанке, 18, в доме Пашковых. Жила два года. И здесь, заскочив на минутку в 1922 году, Чуковский скажет ей: "У вас теперь трудная должность: вы и Горький, и Толстой, и Леонид Андреев, и Игорь Северянин - все в одном лице - даже страшно". Красиво, конечно, сказал. А ведь она была еще и молодой, хорошенькой женщиной - "ведьмушкой", как называла себя...

Поразительно, например, но в "расстрельном деле" Гумилева я вдруг обнаружил, что в 1919 году здесь, в этом же доме, только в 15-й квартире, жил старший брат Гумилева со своей женой - тоже Анной Андреевной, кстати, но только блондинкой.

Хотя Лурье и обвинял Шилейко в том, что тот не может сделать Анну счастливой и только ее мучает, но сам он мог мало что предложить. Единственное, в чем его трудно было упрекнуть в отличие от Владимира Казимировича, так это в ревности. Он был человеком широких взглядов. В это время он был женат на подруге Анна, Ольге Глебовой–Судейкиной, отношения с которой прерывать не собирался. Одно время они жили втроем, в одной квартире, но Ахматова могла уходить в квартиру Шилейко в Шереметьевском дворце. Так она и существовала на два дома. Отношения с Лурье тоже были не простыми, о чем говорит стихотворение:

Тебе покорной? Ты сошел с ума!
Покорна я одной Господней воле.
Я не хочу ни трепета, ни боли,
Мне муж - палач, а дом его - тюрьма.

Но видишь ли! Ведь я пришла сама;
Декабрь рождался, ветры выли в поле,
И было так светло в твоей неволе,
А за окошком сторожила тьма.

Так птица о прозрачное стекло
Всем телом бьется в зимнее ненастье,
И кровь пятнает белое крыло.

Теперь во мне спокойствие и счастье.
Прощай, мой тихий, ты мне вечно мил
За то, что в дом свой странницу пустил.